Люди нашего царя

– Кто войну на своих плечах вынес, я спрашиваю! Кто?

Но никто ему не отвечал. Все смотрели мимо с неловкостью и опаской.

– Демократы ваши? - и тут он употребил замысловатую фразу, в которой были ловко увязаны репродуктивные органы собаки, сибирский валенок, медный таз и чье-то анальное отверстие.

Слегка колеблясь в проходе, восходил второй герой. С улыбкой узнавания он приблизился к оратору. Остановился. Ему было под шестьдесят, загорелая лысина была украшена давним петлеобразным шрамом, и он тоже уже принял на грудь, облаченную в чистую джинсовую рубашку.

– Вот именно! - похвалил он кареглазого, и я отодвинула сумку, пропуская его в проход между лавками.

– А ты - за Россию? - строго спросил кареглазый.

– За Россию, - кивнул лысый.

Кареглазый хитро сощурился, прямо-таки по-ленински, и задал вопрос на засыпку:

– А за какую Россию?

Лысый растерялся:

– Ты что имеешь в виду? В смысле - за старую или за новую?

– Не врубаешься! Старую…- саркастически улыбнулся кареглазый. - Ее еще надо проверить, старую-то! Возьми, к примеру, попов, кадилами опять размахались. Как телевизор ни включу, все машут и машут. Однозначно!

– Однозначно, - подтвердил лысый.

Но кареглазый, видно, решил провести проверку по всем швам:

– А вот, скажи-ка мне, ты пьяница или алкоголик?

Лысый приобиделся:

– Почему это? Я так, любитель…

И он вытянул из аккуратной, искусственной кожи сумочки початую бутылку вина.

Первый взял ее, посмотрел на этикетку:

– «Салхино». Шестьдесят два рубля.

Потом ткнул пальцем и, отметив ногтем полосочку на этикетке, объявил:

– Вот я сейчас выпью до этой полосочки, и будет как раз на десятку.

Что и сделал. Самым точным образом. После чего вынул из кармана горсть мятых бумажных денег, выудил десятку и стал засовывать ее в карман лысому.

– Да ты что, - удивленно отвел десятку лысый, - да мы что, не русские, что ли?

– Это ты верно, - удовлетворенно кивнул кареглазый. - Верно говоришь. Русские. Вот соберемся и резать пойдем.

– Кого? - полюбопытствовал лысый.

– Да нерусских! - широко и добро улыбнулся кареглазый. - Чтобы здесь под ногами не путались! Ох, кровушки пустим!

– Да на что? - удивился лысый. - С чего это я пойду резать? Охота была!

– Вот она, лень-то русская, - укорил его собеседник. - Под лежачий камень вода не течет.

– Да хрен бы с ней, пусть не течет. Пусть хоть лень, - согласился лысый с милейшей улыбкой, выжавшей круглые детские ямочки на пухлых щеках.

Русскую лень они по-доброму осудили, и на этой мирной ноте я вышла в тамбур. Приближалось мое Подрезково.

В тамбуре тоже было интересно. Одна дверь была сломана, и пыльный дорожный ветерок набивал тугим воздухом тамбур. Возле второй двери, что сломана не была, стояли две молодые парочки. Те, что ростом были поменьше, самозабвенно обнимались, а более рослые уже покончили с прелюдией, победитель в черной рубашке уже попал в цель и деловито совершал таинство, энергично позвякивая пряжкой брючного ремня не в такт замедлявшемуся движению поезда. В боковом зрении мелькнула длинная белая шея и запрокинутый подбородок прекрасной дамы. Я с облегчением спрыгнула на подкатившуюся под ноги платформу.

Всего в этот день было слишком много. Я шла по перрону, поезд тронулся, обогнал меня и, вильнув задом, унесся вместе с кареглазым, лысым и этой великолепной четверкой, которая до Клина могла еще много чего успеть…